Я играла в куклы, Саша читал. А мама утюгом гладила наши вещи и ждала папу. Ждали и я, и Саша, и даже на папином стуле газета, но мама ждала всех сильнее. Она и папа собирались в гости, они приглашены! Но папа с самого утра уехал, и что он где-то там со своими делами по поводу гостей думает — и думает ли вообще — мама не знает.

— Конечно же, думает! – отозвался с порога, оказывается, уже вернувшийся папа. Конечно же, думает! Повода для беспокойства нет, в гости они успевают вполне! Папе только с дороги умыться, и они с мамой могут идти.

— И пойдёшь ты в том, в чём приехал?.. – провела пальцем по пыльному папиному рукаву всё ещё немножечко сердитая мама. И оказалась в корне не права! Переодеться папа предполагал и сам! Вот, пожалуйста, только для мамы: он уже влезает в чистую рубашку! И вообще: сегодня он согласен даже на новый галстук.

— Какие жертвы! – уже не сердито сказала подобревшая мама. Опрыскала готового к выходу папу одеколоном, в очередной раз осмотрела в зеркало себя. И они так бы в свои гости и ушли! Если бы на пороге папа вдруг не вспомнил что-то ещё, и, ударив ладонью по своему лбу, не воскликнул: «А лошадь?!.» Лошадь, на которой он приехал, и которая его только что привезла! А теперь, распряжённая, спокойно стояла на нашем дворе, беспечно ела положенное ей сено, и даже и не думала о том, что вести её на конюшню папе некогда уже совсем.

— Я так и знала! – усаживаясь на стул, сказала мама.

— Без паники! – откликнулся папа. Сейчас он что-нибудь придумает, безвыходных положений не бывает! И, кстати: у них с мамой вполне взрослые дети. Лошадь на конюшню могут отвести Таня и Саша.

— Конечно! – немедленно отозвался Саша! Взрослые мы с ним уже давно! Мы запросто!.. И, если так…- нельзя ли Саше лошадь на конюшню отвести не в поводу, а сидя на ней верхом? Саша не тяжёлый, лошадь, даже если и заметит, то не очень: можно?..

— Нет, нет и нет! – тут же возразила мама. Иначе ни в какие гости она не пойдёт!
А Саша – что скакать на лошади галопом он и не собирался! Что собирался только шагом! А шагом с лошадей ещё никто не падал!

— Ты ему веришь? – взглянув на папу, спросила мама.

— Безусловно! – ответил он. И чего только мама боится? Лошадь папа распряг, сена ей задал!

Но чтобы никаких скачек! И, конечно же, не раньше, чем лошадь хорошенечко поест и отдохнёт.

— Ура!.. — тихонечко закричал Саша! Но мама услышала и даже перестала, было просовывать в рукава плаща свои руки! Но теперь, уже папа: сказал, что он маму не понимает! Что если идти, то надо идти! И они с папой ушли, а мы с Сашей тут же побежали во двор, посмотреть, не отвязалась ли там без нас наша лошадь, и правильно ли она ест своё сено.

Лошадь не отвязалась. Сено ела правильно: ничего не роняла, хорошенечко его пережёвывала. Вкусно хрумкая, воспитанно помахивала хвостом, и была такая!.. А хвост у неё, наверное, для того, чтобы, когда жара, обмахиваться им как газетой.

— А ещё хвост нужен для отпугивания мух! – разглядывая лошадь, добавил Саша, и это тоже была правда, потому, что мух над лошадкой вилось даже больше, чем над обоими нами.

Вот только хвост… Очень удобный, доставал он только до лошадиной середины. И согнанные с одной её половины противные мухи просто пересаживались на другую и спокойненько продолжали кусать лошадь дальше.

Лошади обязательно нужно было что-то придумать, ведь мухи могли закусать её насовсем! И лошадка придумала, и всё оказалось очень даже и просто: Если хвост ваш до какого-то места не достаёт! Или же его просто нет и заняты руки, а вас тем временем кто-то ест – попробуйте крупно и резко задрожать вашей шкурой.

Лошадка так и сделала, и у неё так здорово вышло! Потревоженные мухи разом взвились вверх, многие и вовсе улетели прочь! Но когда мы с Сашей попробовали сделать так же, у нас с ним не получилось ничего. Лошадь, наверное, долго тренировалась, а на нас наша кожа — ни отдельными местами, ни вся сразу – трястись не хотела никак. Лошадь ела, иногда, молча, показывала, как нужно правильно. Но у нас всё не получалось и не получалось всё равно: и почему?..

— Кожа просто так дрожать не станет, — немножко подумав, догадался Саша. Чтобы она, как нужно, задрожала, нужно, чтобы на вас вначале кто-то сел, а ещё лучше — хорошенько укусил!

Когда меня кусают, я не люблю. Когда его кусают, не любит и Саша. Но сейчас-то мы тренировались, сейчас нам это было нужно! И мы тут же протянули комарам и мухам свои голые шеи, руки, Саша даже задрал одну свою штанину! Но старались мы зря, мухам лошадь казалась вкуснее, все садились только на неё, а на нас с Сашей так никто и не присел.

Стало просто даже немножечко обидно! И тут, когда я свою руку почти уже опустила, на меня кто-то всё-таки сел. А я уже не жду! Я растерялась! Как только машинально шлёпну! И всё: муха оказалась прихлопнутой и для тренировки больше не годилась.
А я!.. А я же не нарочно!.. И уже открыла, было, рот, чтобы объяснить Саше, что, честное слово, оно само!.. Да так с открытым ртом и замерла. Деловито прикидывая, на кого бы из нас троих присесть, над нами кружила муха уже другая! Огромная, гораздо больше той, что я только что прибила! И такая капризная, что, сколько бы мы с Сашей себя ей ни подсовывали, села всё же на лошадь, и тут же сосредоточенно принялась от неё что-то откусывать.

Я подняла прутик и, пока муха не наелась лошадью до конца, принялась потихоньку подгонять её в сторону Саши! Но муха попалась упрямая, и всё грызла и грызла лошадь, пока я не ткнула прутом прямо в её спину. Муха подпрыгнула, сказала сердитое «З-з!..» уселась на самую верхушку лошадиной головы, — и всем им снова стало хорошо: муха ела лошадь, лошадь ела сено, и, похоже, собиралась это делать до самой ночи! А ведь ни папа, ни мама ждать не будут! Возьмут, вернутся из гостей, и получится, что целый день лошадь мы кормили зря! Что на лошадь Саша даже не садился, станет никому не интересно, мама снова испугается, снова Саше верхом не разрешит! А папа, глядя на такое дело, лишь скажет нам «спасибо» и лошадь на конюшню отведёт сам.

— Интересно, сколько же сена он может съесть? – обходя кругом лошадь, вслух подумал Саша. — Маленькую копёшку съест точно, а если пить не будет – может и большую.
Но лошадь молчала, как будто говорили тут вовсе не про неё. А время шло! И сколько нам ещё её ждать? Это нужно было как-то выяснить! А как?

— Главное – выяснить, большину её живота! – сказал Саша. – Выясняем, с какой скоростью она съедает небольшую кучку сена! А дальше все просто: живот делим на скорость, — и всё, и становится сразу понятно, сколько же нам ещё её ждать.

— И дело в шляпе! – почёсывая свой умный лоб, закончил объяснения Саша. Вот только в чём измеряют животы, он пока не знает и сам.

— В километрах?.. — попыталась догадаться я.

— В каких километрах? – отмахнулся Саша. Километр – это длина! А живот – это объём! Измеряется килограммами, литрами, кубометрами!.. А так же любыми между собой одинаковыми штучками, какие только в лошадь можно поместить.

— Или арбузы! Арбузы проще сосчитать! – подхватил Саша. Но, ни арбузов, ни яблок под рукой сейчас у нас не было. А было!.. Было только одинокое ведро, из которого папа лошадь поил. И оказалось, что ведрами объёмы можно запросто измерять тоже!

— Три – в длину! Два – в высоту! Два — ширину! – и так, и сяк прикладывая ведро к лошади, бормотал Саша! Затем палочкой на рыхлой земле между собой всё перемножил, — и получилось, что вёдер в нашу лошадь помещается аж целых сто. Я немножко подумала, и сказала, что сто вёдер – это слишком много. Сто вёдер сена жевать лошадь будет три дня, а мы всё это время будем её ждать? И Саша перемножил снова, и во второй раз у нас получилось уже только двенадцать.

Двенадцать вёдер сена поместилось в лошадь во второй раз, и на наш взгляд она давным-давно должна была уже их съесть! Но лошадь как будто не слышала нас совсем, а только жевала, жевала и жевала. И только когда терпение у нас обоих закончилось совсем, и Саша отвязал повод и влез на телегу, чтобы с неё уже на лошадь сесть, вдруг оказалось, что на себе его тут катать никто и не собирался! Всякий раз, как только Саша пытался забросить на неё ногу, лошадь от телеги отходила! Саше приходилось слезать, подводить её к телеге снова! Но лишь только он оказывался на телеге, как та отходила вновь. И в четвёртый раз, и в пятый! Уйти совсем она не могла, повод был у Саши. Но спину от него убирала, и ничего с ней поделать было нельзя.

Чтобы Сашу стало не видно, я со стороны телеги даже закрыла ей ладошкой один глаз! Но лошадь тут же подняла свою голову выше, до её глаза я больше не доставала, а сама она!.. Раз за разом от телеги отходила и отходила, и всё яснее и яснее становилось понятно, что если нам не поможет кто-то ещё, то Саше на этой хитрой лошади не прокатиться уже никогда.

Помочь мог только папа, и к Марии Никифоровне, у которой папа и мама были в гостях, мы могли бы пойти уже давно! Но что при этом могли про нас подумать люди? Все бы обязательно и сразу спросили, почему это лошадь у нас в поводу? И если никто на ней верхом не едет, а идёт пешком рядом, то зачем она тогда вообще нужна?.. А папе с мамой стало бы за нас стыдно.

Но мы всё равно пошли, и папа нас спас. В окно нас увидел, вышел! Подставив руки под Сашину коленку, махом забросил его на лошадиную спину, — и всё сразу стало хорошо. Улыбалась я! Словно настоящий будёновец, улыбался в верхотуры Саша! Улыбалась даже лошадь, как будто сесть на себя не позволяла не она и сюда мы пришли как будто не из-за неё! Поглядывала в сторону, помахивала хвостом!

Но я сказала папе, чтобы он лошади не верил! Она так долга не хотела везти Сашу, что вокруг чуть было уже не стемнело! А если закроют конюшню?.. Что, так и будет она одна-одинёшенька стоять у нас во дворе и всю ночь бояться?

Папа согласился, что со стороны лошади так себя вести — это, конечно же, безобразие. Но он надеется, что лошадь из всего этого сделает надлежащие выводы и впредь так делать не будет.

Переговариваясь между собой, на крыльцо вышли Мария Никифоровна и мама. Мама объясняла, что «пора и честь знать!..», а Мария Никифоровна ей возражала! Пообещала вместе с нами накормить даже и лошадь! Но мы с Сашей сказали, что кормить эту притвору больше не надо! Что она уже и так!..

— А раз так…- включился папа. Раз лошадь ничего больше не хочет, то ей самое время быть на конюшне. Саша и Таня поедят дома, и мы, пожалуй, пойдём.

— Очень жаль, — опечалилась Мария Никифоровна. Пожелала нам спокойной ночи, мы ей пожелали того же и пошли. Мерно затопала лошадь, на ней верхом – счастливый Саша. А поодаль шли папа, мама, а между ними шагала я…

В одной маленькой, ну очень маленькой деревушке, жила – была маленькая и смелая лошадка по имени Ласка. По правде, говоря, там жила не только Ласка, а ещё коровы, овечки, козочки и ещё много пушистых и пернатых обитателей двора.

И вот, у этой маленькой лошадки была мечта. Мечтала она быть не простой дворовой лошадкой, а настоящей королевской лошадью. Возить в карете королеву по городам и странам, видать мир, себя показывать и на других смотреть. В общем, мечтала она, мечтала, пока её маленькому терпенью не пришёл конец. Топнула она своим копытцем, как – то, о землю, и сказала:

- «Всё! Мне надоело мечтать! Вот пойду к королеве и скажу ей прямо, что хочу стать её королевской лошадью. А там посмотрим, что будет».

На что, пернатые, парнокопытные и пушистые соседи только посмеялись. А Ласка пошла со двора, с высоко поднятой головой и со страхом в сердце.

И вот наша маленькая бесстрашная лошадка начала свой путь к мечте, путь который был ей не изведан.

Она вошла в лес. Потому что, королевство находилось за густым, тёмным лесом, в котором Ласка ни разу не была. И побрела, сквозь высокую траву и ветвистые деревья. Брела она, брела, пока не набрела на маленький колючий мяч, который фыркал и пыхтел. Это был крошка – ёж.

- «Ты кто? И как звать тебя?» - удивлённо спросила Ласка.

- «Я, ёж Фомка, а ты кто? И что ты тут делаешь?» - ответил вежливо незнакомец.

- «Я лошадка Ласка с деревушки, иду к королеве, хочу служить ей и быть королевской лошадью».

- «Тогда, я помогу тебе пройти этот лес, так как тебя здесь могут поджидать много опасностей. Я знаю здесь каждую травинку и каждый уголок земли».

- «О! Я буду тебе только благодарна!» - радостно запрыгала лошадка.

И они пошли в самую чащу леса. Фомка всю дорогу рассказывал Ласке интересные и смешные истории из жизни семейства ёжиков, и угощал её ягодами костиники и дикой вишни. Пока не стало смеркаться, и солнце не скрылось за горизонтом.

Ласка с Фомкой уже готовились к ночлегу, как увидели в дали огонёк, и решили подойти, узнать что там. Чем ближе подходили друзья к огоньку, тем всё больше понимали, что возле костра сидели не обычные путники, а настоящие разбойники. Их было шестеро, они громко хвалились и жадно делили награбленное, по кусочкам, разбирая королевскую карету. А рядом была привязана к дереву напуганная королева, которая горько плакала.

Про этот лес давно ходила не добрая молва, что разбойники здесь грабили всех, кто попадался им на пути, а награбленное прятали в специальном тайнике.

И вот наша маленькая бесстрашная лошадка, вот – вот была готова подбежать и освободить королеву от плена ужасных разбойников, как крошка – ёж остановил её со словами:

- «Стой, Ласка! Смерть тебя там ждёт, если бросишься сейчас туда с головой! Выслушай меня. Мы, обязательно, её освободим, только, не силой, а умом и хитростью. Согласна?».

Ласка, посмотрев на уверенную мордочку Фомки, лишь покачала головой. Фомка придумал ловушку для разбойников. Ловушка была в виде, глубоко вырытой ямы, прикрытая сухими ветками. Осталось только замаскироваться. На головы они нацепили себе ветки, мхи, да колючки, вымазали друг другу мордочки грязью, что стали чернее ночи, и обвязались белой мантией, что взяли у, неподалёку живущей, бабушки лисы.

А в это время, разбойники были так увлечены своей добычей, что и не слышали, как рядом с ними притаились Ласка с Фомкой. Когда герои набрались смелости, то начали реализовывать свой план. Они стали ветками трясти, стучать, гудеть, шипеть, хрипеть и даже посвистывать. Разбойники, услышав странные устрашающие звуки, остолбенели от страха. Самый главный из них сказал:

- «Что это могло быть? Эй, вы, идите, и проверьте, что там!».

И разбойники без всякой охоты пошли в лес, откуда слышны были звуки, прихватив с собой ножи да сабли. А Ласка с Фомкой их вели всё ближе и ближе к яме, пока они совсем не провалились с треском до единого.

Тут герои бросились на помощь к королеве. Когда они подошли к костру, где оставался главный из разбойников, Ласка вышла в своём образе к разбойнику, и как застучит копытами, боднув его своими рогами – ветками, что бедный разбойник побледнел, потом позеленел, и сел со страху на огонь, что стал он не зелёным, а красным, как помидор. И бросился бежать, куда глаза глядят, позабыв о своих товарищах.

А Ласка и Фомка, сняв с себя устрашающий камуфляж, освободили королеву, напоили её успокаивающим чаем, и рассказали, что произошло с остальными разбойниками. А королева поблагодарила своих спасителей, предложив им награду, которую они пожелают.

Ёжик Фомка попросил у королевы мирной и спокойной жизни для лесных зверей. Чтоб королевские охотники не охотились в его лесу, и не обижали зверей. На что королева охотно согласилась.

Потом, она обратилась к Ласке и спросила у неё, чего она желает.

- «Я, уважаемая королева, с самого детства, мечтала быть королевской лошадью, и взять за честь служить вам, быть рядом с вами, везде сопровождать. Но, если вы откажите, я всё пойму. И вернусь в свой двор, к своей обычной жизни».

А королева, с улыбкой на лице, сказала:

- «Такой бесстрашной и смелой лошади у меня ни разу ещё не было! Я тебя беру, мне как раз такие в королевстве нужны!».

Переночевав в лесу, утром крошка – ёж и лошадка отыскали тайник разбойников, и отдали всё богатство королеве. А она тем, временем пообещала, вернуть награбленное горожанам и близ лежащим деревням. Позже, Ласка и королева распрощались с Фомкой, и разошлись по своим делам. Ведь теперь, у Ласки началась совсем новая, ещё более, интересная жизнь…

Жила-была на свете одна маленькая лошадка, серая в яблоках. И работала она на карусели лошадкой. Целыми днями она ходила по кругу в разноцветном балагане под музыку маленького духового оркестрика и катала детишек. Сначала ей это даже нравилось. Ей нравилось приносить людям радость, слушать музыку и звонкий детский смех, ей нравилось, когда ее гладили по пушистой гриве, и даже когда невзначай пачкали мороженым, потому что тогда можно было, извернувшись, слизнуть его с морды. А мороженое наша лошадка очень и очень любила. Она любила лето и очень скучала зимой, потому что зимой карусели закрывались и целых полгода не было ни детей, ни мороженого, ни оркестрика. Поэтому зимой лошадка только тем и занималась, что ждала следующего лета, а по ночам смотрела цветные сны. Так проходили дни, недели, месяцы, и вот наступал тот прекрасный день, когда приходил карусельщик, снимал тяжелый замок, протирал и смазывал проржавевший за зиму механизм, и вскоре вновь начинала играть музыка, набегали детишки. Тогда лошадка думала, что она по-настоящему счастлива. Хотя она порой и жалела, что не может просто пойти погулять, пощипать свежую травку на зеленых лужайках, она верила, что нет ничего лучше, чем ходить по кругу в старой карусели и слизывать мороженое с морды, и она не жаловалась на свою судьбу.
Так шли годы.
Лошадке было уже много лет, и старому карусельщику приходилось иногда подкрашивать расписные яблоки на её спине и боках. Она всё реже видела цветные сны и все чаще спотыкалась при ходьбе. Уже выросли те дети, которых она когда-то возила на своей спине, и им на смену пришли другие. И вот однажды кататься на карусели пришел один мальчик. Он, наверное, приехал в этот город недавно, потому что лошадка его не знала, а она на своем веку перекатала немало детей. С виду этот мальчик ничем не отличался от всех остальных, однако, подойдя к балагану, он не побежал к новомодным динозаврам и самолетам, а выбрал нашу серую в яблоках лошадку. Подойдя к ней, он погладил ее по гриве и вдруг спросил: «хочешь мороженого?»
Карусельные лошадки обычно не разговаривают,но не потому, что не умеют, а потому, что обычно никому просто не приходит в голову заговорить с ними, а начать разговор первыми они ужасно стесняются. Ну наша лошадка, естественно, очень удивилась, ведь за много лет никто никогда не предлагал ей мороженого, только морду пачкали, да и то случайно. И конечно, она сказала «да». Мальчик угостил ее мороженым, а лошадка с удовольствием его прокатила, и даже ни разу не споткнулась. Так они и подружились. Мальчик стал приходить на карусели почти каждый день, угощать лошадку мороженым и печеньем, а как-то раз он спросил её: «А что ты делаешь зимой, когда карусели закрываются?» На что лошадка совершенно искренне ответила: «Жду лета и иногда смотрю цветные сны». «Но это же, наверное, ужасно скучно!- удивился мальчик,-Вот я, например, зимой, когда нечего делать, читаю сказки.» «А что такое сказки?»- спросила лошадка. «Как, ты не знаешь?.. Сказки-это… это… ну это так просто и не объяснишь, вот давай я тебе лучше книжку принесу!»- сказал мальчик. И не обманул, конечно, принес лошадке книжку с самыми лучшими сказками, которые только были придуманы в этом мире. Правда, вначале лошадке было совсем некогда читать, потому что днем она работала, а ночью было темно, да и спать хотелось. Но скоро началась осень, а за ней и зима, карусели закрылись, и лошадка впервые открыла книжку. Сначала она читала медленно, по слогам, потом все быстрее, она вчитывалась в волшебные истории, и цветные сны она видела теперь гораздо чаще. Перед ее воображением открывались новые горизонты, и она начала понимать, что мир неизмеримо больше желтого круга карусели, больше парка аттракционов, даже больше всего города, и ей стало безумно жаль годы, прожитые в хождении по кругу под всегда одну и ту же музыку духового оркестрика. И в один прекрасный день, когда солнышко стало пригревать уже по-весеннему, но до открытия карусели оставалось еще несколько недель, лошадка ушла. Куда она ушла, неизвестно, только на подтаявшем мартовском снегу остались отпечатки копыт. Карусельщик, придя открывать аттракционы, долго ворчал на неизвестных похитителей госимущества да выкинул потрепанную книжку, неизвестно откуда взявшуюся под крышей балагана. На место лошадки скоро поставили новую, сверкающую гладкими рыжими боками; а мальчик, придя в парк, только грустно улыбнулся и зашагал прочь. Он знал, что где-то в это время гуляет маленькая серая в яблоках лошадка, которая любит мороженое и волшебные сказки.

Страница 1 из 3

Жила-была на свете Зелёная Лошадь.
Глаза у неё были как крыжовник, грива – как хмель, который оплетает заборы и деревья, спина была как мягкий мох, и её всегда хотелось погладить. Чулочки на ногах – серебристые, как листья тополя, а уж хвост был похож, извините, на можжевельник. Жила Зелёная Лошадь на воле, в лесах и в глуши, и паслась где хотела. Заприметить её среди зелени было очень и очень трудно, и люди, которые ходили в лес, никогда её не замечали.
А жил ещё на свете человек, которого звали Ванечка, и он ничего не знал про Зелёную Лошадь. Ну, не слыхал, и всё.
Вот однажды пошёл Ванечка в лес. Брал-брал чернику – да и забрёл в глушь, где отдыхала Зелёная Лошадь.Она дремала, вдруг слышит – кто-то идёт. Открыла глаза – Ванечка. Идёт прямо на неё, а её не видит. Того гляди – наступит! Что делать?
Зелёная Лошадь прекрасно говорила на русском языке, но что тут скажешь, когда прямо на тебя Ванечка с черникой прётся?!
Лошадь и сама растерялась и сказала вдруг:
– Чу-чу-чу…
Ванечка остолбенел. Он никак не мог понять, кто это говорит ему «чу-чу-чу».
– Чего-чего? – сказал он, а у самого губы затряслись. А глаза от ужаса так раскрылись, так широко-широко и бездонно, что Зелёная Лошадь заглянула в них и сразу его полюбила, навеки и окончательно.
– Тихо, – сказала она. – Спокойно, Ванечка. Это я тут лежу – Зелёная Лошадь.
– Кто!!! – закричал Ванечка. – Кто лежит? Где? Какая лошадь???
– Да не кричи ты так! – сказала Зелёная Лошадь. – Я – добрая.
И тут она махнула хвостом и встала перед Ванечкой во всей своей лесной красе. А Ваня вдруг увидел, как ожил перед ним куст можжевельника и вообще – весь лес!
– Уй-ю-юй! – заорал он дурным голосом, бросил корзину с черникой и дунул из лесу домой.
А Лошадь думает: «Чего он так напугался? Надо ему всё объяснить, успокоить».
И она пустилась за Ванечкой вскачь.
А он выбежал из леса, чешет через поле к деревне, а за спиной слышит топот копыт. Оглянулся – о ужас! Лошадь! Зелёная! Мчится за ним через овсяное поле!

– Стой! – Лошадь кричит. – Стой! Не бойся меня!
А Ваня жарит ещё быстрей. Добежал до деревни, в избу ввалился.
– Мамка! – кричит. – Папка! За мной Зелёная Лошадь гонится!
Папка тоже дубина был здоровенная, выскочил на крыльцо, схватил грабли. И тут же орут оба:
– Лошадь! Зелёная Лошадь! Гони её!

А был у них сосед, по фамилии Подушкин. Он вышел из дома, увидел Зелёную Лошадь и быстренько всё сообразил. Схватил крепкую верёвку и накинул Лошади на шею. А потом кнутом стрельнул, кнутом пальнул – и загнал Зелёную Лошадь в загон. А загон этот был вроде такого огромного сарая с крышей. Называется – конюшня. Только коней в ней сейчас не было. Они в поле работали.
Привязал Подушкин Зелёную Лошадь, кинул ей сенца клок, а сарай запер на огромный висячий замок.
Вот как глупо попалась Зелёная Лошадь.
– Ну как? Ну что? – Ванечка к Подушкину подбегает. – Как там Зелёная Лошадь? Не брыкается?
– Какая ещё Зелёная Лошадь? – отвечает Подушкин. – Никакая это не Зелёная Лошадь. Это самая простая моя собственная лошадь, а зелёная она оттого, что в траве извалялась. Придумали ещё – Зелёная Лошадь!
Хотели Ванечка с папкою в щёлочку заглянуть, но Подушкин кнутом пальнул.
– Отойдите, соседи, от моей конюшни. Я к вам в сарай не заглядываю.

Отвязал Подушкин здорового кобеля от собачьей будки и привязал ко входу в конюшню. А звали этого кобеля – Амаркорд. Разинул Амаркорд усатую да клыкастую пасть и так рявкнул, что у окрестных собак на сто километров кругом шерсть дыбом встала. Папка говорит:
– Что это ты, Вань, придумал про Зелёную Лошадь?
– Эх, папка-папка, – сказал Ванечка и горько заплакал. Только теперь он понял, что счастье было у него в руках, а он от этого счастья убежал, да ещё и орал во всё горло. Горько-горько плакал Ванечка. Так долго и так горько он плакал, что навеки полюбил Зелёную Лошадь и понял, что теперь не будет ему, Ванечке, покою ни днём ни ночью.
Но ночь ещё не настала, а настал вечер. Вечером пригнали с работы лошадей.
Подушкин стоял у ворот и пересчитывал лошадей. И когда все вошли в загон, он снова двери запер.

И вот лошади увидели, что в конюшне стоит в стойле Зелёная Лошадь.
– Боже мой! – говорили они. – Зелёная Лошадь! Неужели это ты? Ведь ты же свободная лошадь, как же ты Подушкину попалась?
– Глупо попалась, – объясняла им Зелёная Лошадь, – из-за одного мальчика. Правда, очень хорошего. Я в него влюбилась.
– Как же это так, – всхрапывали лошади, – влюбилась в мальчика. Влюбилась бы в какого-нибудь достойного коня!
– Лошади всегда любили людей, – послышался вдруг низкий и сильный голос. – И особенно детей.

Эту сказку я придумала для моей читательницы Олеси и её дочки Яночки, а также для всех других деток, любящих лошадок. Кроме того, сказка поможет вам поговорить с малышами об ответственности и взрослых поступках.

Как лошадка Зося стала взрослой

На ферме у Ивана Иваныча жила-была маленькая по имени Зося. Не сама, конечно, жила, а со своей мамой. Зосина мама на ферме работала. Иван Иваныч её очень хвалил, называл своей любимицей и угощал морковкой и яблоками. Мама иногда угощения не ела, берегла для Зоси. А Зося мамой очень гордилась. Мечтала, что когда вырастет большой, то тоже станет самой лучшей лошадью на ферме, как мама. Ну а пока маленькой лошадке оставалось играть на лужайке перед домом, когда мама работала.

Каждый день Зося думала о том, как медленно идёт время, как медленно она растёт. Она мечтала о том, что однажды Иван Иваныч поручит ей важное дело, и все узнают, что она уже взрослая.

Как-то днём, когда мама и хозяин были на работе, к Зосе подошла Ниночка, дочка фермера.

— Зося, у меня к тебе очень большая просьба! – сказала девочка. – Не знаю, справишься ли.

— Что надо сделать? – обрадовалась Зося.

Нам с мамой надо срочно ехать в город, а я должна сегодня книги в библиотеку в деревне отдать. Не успею. Сможешь их отвезти туда вместо меня? – спросила Ниночка.

— И-го-го! Конечно, смогу! Я же уже взрослая! — Зося заскакала на месте от радости.

— Вот в этой сумке, — девочка повесила сумку Зосе на шею. – Библиотека закрывается в 4 часа. Не забудь, пожалуйста! А то мне больше никогда не дадут .

— Не забуду! Можешь на меня положиться! – пообещала лошадка.

Ниночка поцеловала Зосю в морду и побежала к маме, которая уже ждала девочку, чтобы пойти на автобусную остановку.

Как счастлива была маленькая лошадка! Она прыгала и скакала, напевая песенку:

Я самая, я самая превзрослая-превзрослая!

И пусть немного маленького и-го-го-го роста я!

Но я уже совсем-совсем превзрослая-превзрослая!

— Муууу, ты это, ну муууу…, то есть мооооолодец! – сказал Борька.

— Ну, я поскакала! – сказала лошадка Зося.

— Муууу, ну не уходи так быстро! Я так тебя ждал! – попросил Борька. – Давай немного поиграем!

— Ладно, — кивнула Зося. – Время ещё есть. Давай играть!

Лошадка оставила сумку с книгами на травке и стала играть с телёнком в догонялки, потом в жмурки, потом снова в догонялки. И было ей так весело и хорошо, что совсем она позабыла о своём важном взрослом деле.

Тут мама Корова позвала Борьку:

— Сынок, ты бы поел, а то скоро нас поведут в коровник, и ты не успеешь!

— Ой! – воскликнула Зося. – Тётя Корова, а во сколько вас ведут в коровник?

— В 4 часа, — ответила тётя Корова.

— Ой-ой-ой-ой! Неужели я опоздала?! – воскликнула Зося.

Она схватила сумку в зубы и поскакала в деревню. Когда запыхавшаяся Зося наконец-то была у дверей библиотеки, оттуда как раз вышел библиотекарь. Он хотел закрыть дверь и пойти домой.

— Извините меня, пожалуйста! – воскликнула Зося. – Я принесла Ниночкины книги. Она не виновата! Это я заигралась и забыла про них! Пожалуйста, могу я отдать вам книги?

Библиотекарю стало жалко маленькую лошадку, и он согласился принять книги у Зоси, и просил лошадку больше не опаздывать.

Грустная Зося вернулась домой, где увидела Ниночку, которая как раз в это время возвращалась с мамой из города.

— Зося! – закричала девочка. – Смотри, какую я тебе ленточку для гривы привезла!

— Спасибо, — грустно кивнула лошадка.

— Что случилось? Ты отдала книги в библиотеку? – спросила девочка.

— Отдала, — ответила Зося. – Только я совсем-совсем не взрослая и на меня нельзя положиться.

— Почему? – удивлённо спросила Ниночка.

Лошадка рассказала девочке о том, как чуть не опоздала в библиотеку, потому что заигралась на лугу с Борькой.

— Зося, не переживай! – Ниночка обняла лошадку за шею. – Ты самая что ни на есть взрослая! Ведь ты совершила очень взрослый поступок: рассказала мне правду. Только взрослые умеют признавать свои ошибки. Тем более, что теперь ты так больше никогда не поступишь!

— Никогда! – пообещала Зося и радостно лизнула Ниночку в нос.